Нежная Правда в красивых одеждах ходила, Принарядившись для сирых, блаженных, калек, Грубая Ложь эту Правду к себе заманила: Мол оставайся-ка ты у меня на ночлег.
И легковерная Правда спокойно уснула, Слюни пустила и разулыбалась во сне, Грубая Ложь на себя одеяло стянула, В Правду впилась — и осталась довольна вполне.
И поднялась, и скроила ей рожу бульдожью: Баба как баба, и что её ради радеть?! Разницы нет никакой между Правдой и Ложью, Если, конечно, и ту и другую раздеть.
Выплела ловко из кос золотистые ленты И прихватила одежды, примерив на глаз; Деньги взяла, и часы, и ещё документы, Сплюнула, грязно ругнулась — и вон подалась.
Только к утру обнаружила Правда пропажу — И подивилась, себя оглядев делово: Кто-то уже, раздобыв где-то чёрную сажу, Вымазал чистую Правду, а так — ничего.
Правда смеялась, когда в неё камни бросали: «Ложь это всё, а на Лжи одеянье моё…» Двое блаженных калек протокол составляли И обзывали дурными словами её.
Стервой ругали ее, и похуже чем стервой, Мазали глиной, спускали дворового пса… «Духу чтоб не было, — на километр сто первый Выселить, выслать за двадцать четыре часа!»
Тот протокол заключался обидной тирадой (Кстати, навесили Правде чужие дела): Дескать, какая-то мразь называется Правдой, Ну а сама пропилась, проспалась догола.
Чистая Правда божилась, клялась и рыдала, Долго скиталась, болела, нуждалась в деньгах, Грязная Ложь чистокровную лошадь украла — И ускакала на длинных и тонких ногах.
Некий чудак и поныне за Правду воюет, Правда в речах его правды — на ломаный грош: «Чистая Правда со временем восторжествует — Если проделает то же, что явная Ложь!»
Часто, разлив по сту семьдесят граммов на брата, Даже не знаешь, куда на ночлег попадёшь. Могут раздеть — это чистая правда, ребята; Глядь — а штаны твои носит коварная Ложь. Глядь — на часы твои смотрит коварная Ложь. Глядь — а конём твоим правит коварная Ложь.
